А этот надеется уйти; стоит с испепеленными руками, <устремляя на тебя последний взор>, давая себя обтекать золоту. Рухнул. И всюду <в> темноте, как червячки, загораются они… Но что это, госпожа, блестит сзади нас? Или мне изменяют глаза <,> и я, в 17 лет, старуха? Слыша то, что я говорю, Твой взор не отвертывается, <отрываясь> от того, что ты видишь?.. Пусть так. Но вот мчится с сожженной рукой… к тебе… нет падает… Вот быстрей ветра несет<ся> другой — тоже падает.
Толпы дожидающихся <у холма> очереди. Скоро ли? Скоро ли?
Жрица. Сейчас. Вот упал с сожженной рукой один. Несите его. И пока я буду осыпать его мертвого поцелуями, спокойно и безжизненно смотрите в лицо Сменяющей Меня. И когда я охлажду свое тело, я сойду к подножию <холма> и предводительницей вами пойду навстречу Царства <нрзб> <передам свой жезл> Лучшей меня.
Многие. О! О! Мы узнали, что такое слезы!
Другие. Да будет воля твоя!
Дерзновенные. Мы не позволим! Мы хотим испытать свое счастье! Дай нам, царица, иначе <мы встанем тебе на пути> с мечами. (Вкусивши освобождающей влаги мужи выступают с мечами после небольшой схватки, предают земле непокорных отроков.)
Мужи. Не на это готовили мы свои мечи.
Жрица. Что же вы медлите?
Все. У нас опускаются, царица, руки выполнить твой страшный замысел.
Жрица. Ну, тогда я сама спущусь; и сожегши руку в потоке, отдамся первому, кого увижу сожженного, но …(л. 5) живого. И тогда я пойду <,> передам жезл Сменяющей Меня. Вы же…
Все. Мы не волим Сменяющей тебя! Мы волим тебя одн<у>!
Жрица. Что значит это возмущение всегда покорных мне? Или я уже не царица?
Все безмолвствуют, потупясь.
Прислужница. Поток изменил свое направление. Огненная влага мертва, где струилась раньше.
Все. О! О! (Бросаются смеющейся толпой и над вспыхнувшими ослепительным светом и погасшими телами повисает мост из живых человеческих тел. По временам кто-нибудь <,> кого руки и ноги испепелились <,> обрушивается <,> но его место занимает другой. Мост окутывается облаком пения слабого и грустно<го>.)
Жрица. Я исполню вашу волю; предводительствуя вами, уйдемте отсюда. Но, быть может… Да, так и есть.
(Делая дики<е> прыжки, перескакивая через тела (л. 5 об) умирающих, опрокидывая живущих со страшной быстротой приближается юноша с двумя испепеленными руками и страшно <сражающими> блестящи<ми> глазами.)
Жрица. Я знала, что ты <бу>дешь. Это тебя я искала глазами. Вот я принимаю тебя в объятья и иду туда, где сплетенные тела юношей уготовили ложе. Вы же все, кто здесь ни есть, дающий ли себя обтекать огненной влаге или окунающий свечу-руку или <висящий?>, воспевая славу милому рождению, <лозой на мосту?> <,> не отрывайте от нас <взоров?> и силой обмана зачаруйте себя, убедите, что это вы сможете и трепещите в моих объятиях. Вот я веду тебя к железному ложу, вы же взирайте!
Все. Мы делаем это!
Ожидающий очереди. Настал и наш черед! Не сходя с моста, мы обтекаемся огненной влагой и стоим <,> как дубы в половодье. То один, то другой из нас падает, но мы созерцаем тебя, созерцаем. Мы волим это!
Умирающий юноша, подымающийся на локте. О <,> как стонет он и трепещет в ее объятьях! О! Это я… (Падает.)
Юноши моста. Мы поем славу милому рождению, но мы не отрываем глаза от той, кто расточает ласки испепелившему руку. Как стонет он!
Прислужница. Забыли они в своих ласках про все. И взирающие на них забывают о другом. Таинству их причащаются <,> и пролитому вину <,> и преломленному хлебу приобщаемся духовно все. Но что это! Поток возвращается в старое русло. Рушится мост; один за другим падают под яростью волн юноши и не успевают заменить их. Как лес обрушаются толпы ожидающих очереди со слабым возгласом <“О!”> Яростн<ей> и яростней волны… Видно <,> хотят отнять у нас царицу; а она забыла о всем… Ах, огненные волны погребли ег<о> и ее. Ах <,> все потоплено вокруг холма… видно и мне пойти за госпожой <,> спустившись с холма и (л. 6 об) раздавая на пути поцелуи умирающим… (Спускается по склону.)
Не расстанусь ли с платьем? Ах! в этом плаще держал он меня в объятьях; эту запонку наколол он!
Нет! Пусть золотые волны погребут меня, но платье оставлю на холме.
Ах! как блестит золотое зеркало! Увы мне! добросаю тела милых братьев и последней ринусь сама в золотую волну!
Май 1908